После того как неосновательность доноса юнкера Завалишина на брата своего изобличилась, и когда сей последний неоднократно решительно утвердил, что он не токмо не был иностранным агентом, но даже и не подозревает влияния какой-либо державы на Россию — оставались два токмо средства к раскрытию истины: точнейшее исследование бумаг Завалишина и осведомление от тех, кои могли знать о его действиях.

Действия Завалишина в России вполне раскрыты следственною Коммисиею; действия его за границею оставались неизвестными. Сии то последние должны определить политический характер его и обнаружить истинную цель первых.

Из всех лиц, упомянутых Завалишиными, нет ни одного, кроме лейтенанта Феопемпта Лутковского, на которое показания были бы столь уважительны, чтоб определяли требование его к допросу. Единственные свидетели действий Завалишина за границею суть офицеры, ездившие вместе с ним вокруг света, и Лутковский, бывший в Калифорнии прежде Завалишина и ознакомивший его с нею.

Из них: капитан-лейтенант Никольский, лейтенанты: Нахимов, Анненков и Лутковский, и мичмана: Муравьев, Дамашенко, Бутенев и Путятин, спрошены. Они единогласно показали, что не заметили никаких сношений Завалишина ни в Англии, ни в Бразилии, что в Калифорнии он особенно знаком был с монахами, делал некоторым жителям подарки, на кои однако слишком было достаточно жалованье его, и вообще был любим ими, — и что они не заметили никакого обстоятельства, по коему можно б было заключить о каком-либо сношении Завалишина с иностранцами. Лутковский же упомянул сверх того, что Завалишин, пред отъездом своим в отпуск в 1825-м году, поручил ему взять у Новосильского, чиновника Министерства просвещения, свои карты, книги и вещи — чего однако им не исполнено; вследствие сего и сделано секретное сношение с здешним военным генерал-губернатором об отобрании всего оного от Новосильского.

Между тем истребованы из Следственной Комиссии все вообще бумаги Завалишина. Каждая из них рассмотрена со всевозможным вниманием, можно сказать даже с привязчивостию. Все, что токмо навлекало хотя тень подозрения, малейшая двусмысленность — приводимы были в возможную ясность сличением с обстоятельствами времени и места и допросами Завалишина; ответы его снова сличались с прежними показаниями и с бумагами; малейшее противоречие определяло новые вопросы и улики, — словом все, что токмо можно было сделать к раскрытию истины — сделано.

Последствия сих изысканий представляют следующее:

Завалишин еще в юности своей имел, как сам говорит, видения, по коим заключил, что он назначен свыше для восстановления истины.^[1]

В начале 1822-го года послана ему необыкновенным образом мысль учредить рыцарский Орден Восстановления, — и вскоре затем начал он писать устав онаго. Орден сей долженствовал существовать вне Европы; вступление в оный позволялось всякому, какой бы кто нации или веры ни был, — но каждый язык (народ) имел бы свой капитул; цель Ордена двоякая: распространение просвещения и поддержание прав человека, — и очищение Европы от умов беспокойных, которые бы охотно вступали в оный, увлеченные заманчивостию первой цели.

В таком положении были действия Завалишина, когда эскадра, на коей он находился, прибыла в Калифорнию. Богатство страны сей, и местное положение оной подало ему мысль основать там Орден. К сему присовокупилась еще цель политическая. Завалишин, всегда с завистью взиравший на успехи английской политики, и зная, что держава сия имела в то время виды на Калифорнию — вознамерился либо присоединить ее к России (что полагал возможным сделать или явно — оружием, или тайно — перевесом русского языка в Ордене), либо, в случае несогласия на то Императора, возвратить ее Испании. И тогдашнее положение края сего извиняло дерзость его плана. Калифорния, оставленная самой себе Мексикою по свержении Итурбида, волнуемая партиями, из коих главнейшие: мексиканская, состоявшая из губернатора и военных чиновников, и королевско-испанская, к коей принадлежали монахи и живущие в миссиях, управляемых ими независимо от светской власти, — без законов, с горстью недовольных солдат без жалованья, ружей и пороха^[2], — без силы народной: ибо кроме 30-ти семейств уволенных от службы солдат, составляющих гражданство сей земли, и крещеных индейцев, содержимых в миссиях либо в цепях, либо под замками, народонаселение оной состоит из диких, коих ловят арканами и насильно обращают в миссиях в христианскую веру, — Калифорния в таком положении легко могла соделаться театром действий человека, одаренного умом и предприимчивостию.^[3] Завалишин имел и то, и другое. В самом Ордене Восстановления видел он средство к тому. Он сообщил о нем монахам, представив оный всем им, кроме Альтимиры (коему открыл все, относящееся к Ордену), давно существующим; уверял их, что Орден имеет целью крестовый поход и истребление масонов (под сим именем разумели они всех вообще либералов), что он, Завалишин, послан на сей конец блаженной памяти Государем Императором; обещал помощь Его Величества, а между тем возбуждал опасение насчет Англии, и делал главнейшим жителям подарки. Альтимир признал Орден сей в своей миссии; другие изъявили согласие содействовать. Тогда назначено было вскоре собрание юнты; Завалишин вместе с Альтимирой успели преклонить трех членов оной (из четырех) к своим видам: уже положено было свергнуть тогдашнего губернатора дона Аргуельо, принадлежавшего, как выше сказано, к мексиканской партии, выбрать на место его дона Нориегу, партии испанской, и признать Калифорнию отдельным от Мексики государством, — как внезапное требование Завалишина в Россию разрушило все сие здание.

Весьма вероятно, что Завалишин не имел другой цели при предложении блаженной памяти Государю Императору проекта учреждения Ордена. Но несоизволение на то Его Величества оскорбило, как сам Завалишин сознается, честолюбие его. Между тем вызов его по Высочайшему повелению сначала из Англии, потом из Америки; сношения его с Императором, слухи о каком-то предложении, о том, что он тайный иностранный агент, и проч. — все сие соделало его лицом любопытным и загадочным, особенно в глазах заговорщиков. Естественно, что они старались проникнуть и приобресть его; не менее естественно и то, что Завалишин, как выше сказано, оскорбленный отказом, и видя созданное им политическое поприще закрытым для себя охотно бросился на новое, — и что таким образом виды его со делались преступными уже в России.

Во всяком случае достоверно, что Завалишин не был агентом Англии; все действия его, бумаги, проекты, большая часть коих имеет целью нанесение вреда сей державе, доказывают сие. Краткое пребывание его в Бразилии, и то на пути токмо в Калифорнию; общие его сношения, и всегда почти при свидетелях, с людьми, коих все офицеры фрегата равно знали; ни одной бумаги, которая показывала бы связь его хотя самую обыкновенную с кем-либо в Бразилии — все сие ведет к достоверному заключению, что Завалишин не был ни орудием, ни под влиянием сей державы. Весь круг действий его есть Калифорния; если он был токмо где-нибудь под влиянием какой-либо партии — то не в другом месте, как в сей земле, и не чрез кого иного, как посредством Альтимиры. К предположению сему ведут два обстоятельства: 1-е) что Завалишин стал называться великим Магистром Ордена с того именно только времени, когда Альтимир признал оный в миссии своей, и 2-е) что Завалишин в письмах своих, коих брульоны найдены в его бумагах и в которых приглашает некоторых жителей Калифорнии вступить в Орден восстановления — он адресует их к Альтимире для получения патентов.

Но обстоятельства сии столь двояки, особенно если принять во уважение, что Альтимира был один человек в Калифорнии, коему Завалишин открыл всю истину в отношении Ордена, — что едва ли могут служить к основательному предположению. Притом Альтимир, как и все монахи Калифорнии, был партии королевско-испанской, — а характер сей партии совершенно противоречит падавшему на Завалишина подозрению.

Конечно, большая часть действий Завалишина в Калифорнии рассказана им самим; но и тогдашнее положение земли сей, и брульоны писем его к Альтимире, Нориеге и другим лицам в Калифорнии, и показания спрошенных доселе офицеров, бывших там вместе с Завалишиным, и самое сличение обстоятельств — заставляют заключить, что сказанное им есть скорее истинное сознание, нежели показание вымышленное, которого не возможно б было применить к толикому множеству подробностей, открытых при доследовании действий его.

Одно обстоятельство остается подозрительным. В бумагах Завалишина нет ни одного письма к нему иностранцев, тогда как есть показание, что он получил из Калифорнии три письма, и когда сам он сознается, что получил их два, ничего впрочем, по словам его, не заключавшие, кроме обыкновенных уверений в дружбе и памяти. Подозрение сие еще более усиливается двумя письмами мачехи Завалишина, писанными вслед за освобождением его после первого арестования, где она уведомляет о получении его письма и прочих бумаг. Завалишин, уверяя, что он не знает, куда девались вышеупомянутые письма из Калифорнии, что под бумагами мачеха его разумеет длинное письмо, в коем он доказывал безрассудность предприятия 14-го декабря и милосердие Вашего Императорского Величества (что, впрочем, подтверждается и показанием Лутковского), и что он не пересылал никаких других бумаг — вызвался, в удостоверение сего, написать к мачехе о присылке всех бумаг своих, какие токмо есть у нее. Ему послан проект письма якобы от 20-го июля, и оно, переписанное им, отправлено к его мачехе. Равным образом Завалишин, в доказательство, что он не имел с иностранцами никаких политических сношений, предложил истребовать письма, коих ожидал он из Калифорнии на судах Американской Компании, бывших в колониях наших; но оных, как оказалось по секретному сношению по сему предмету с директором Компании, ему не привезено.

За сим оставалось еще одно средство: узнать не привезено ль ему писем из-за границы на судах Российско-Императорского флота? О сем сделано секретное сношение с начальником Морского штаба Вашего Императорского Величества; но и от него получен ответ отрицательный.

Что касается лиц, оговоренных Завалишиным и братом его, а равно и в бумагах упоминаемых, то о некоторых из них, заслуживающих более внимания, сообщено секретно здешнему военному генерал-губернатору; но отзыв его устраняет от них и то подозрение, какое можно б было возыметь после вышеупомянутых показаний.

В сем заключаются главнейшие результаты доследования действий Завалишина. Все возможные меры к обнаружению истины, без вредной и едва ли к чему б нибудь приведшей огласки, — употреблены. Для полноты следствия и решительного заключения остается еще отобрать показание от капитана 1-го ранга Лазарева и лейтенанта Куприянова, которые одни из всех офицеров, бывших на "Крейсере", еще не спрошены — и дождаться ответа мачехи Завалишина, а равно вещей его, находящихся у Новосильского; но и сие, как по ходу дела заключать должно, если и сделает какое-либо изменение — то вероятно в одних подробностях и то разве по обстоятельствам новым, не имеющим ощутительной связи с бывшими доселе в виду.

Генерал-адъютант Левашов
Октября 10 дня 1826-го года

^[1] В сем отношении особенно замечательно письмо его к Хлебникову, правителю купеческой конторы в Ситхе, от 14-го июля 1824-го года, коего брульон, писанный шифром, найден в бумагах Завалишина. В письме сем он предсказывает себе участь, имеющую разительное сходство с настоящим положением его, в самых даже подробностях. Письмо сие писано из Сибири, во время следования Завалишина в Петербург, и, как он удостоверяет, прежде еще чем знал об отыскании брульона оного в бумагах его, — вследствие необыкновенного видения. {Примеч. док.)
^[2]Фрегат "Крейсер", прибыв в порт Св. Франциска, салютовал 7-мью выстрелами. Ему не отвечают. Послан офицер для узнания причины тому; на вопрос его о сем — комендант отвечал: дайте нам 7 зарядов, и мы охотно отсалютуем вам. (Примеч. док.)
^[3]Доказательством сему служит то, что некто Бушаж (Бучар), бывший адъютантом Наполеона и впоследствии сделавшийся корсаром, — с двумя купеческими судами разграбил Калифорнию16, и заставил еще починить суда свои. (Примеч. док.)

Опубликовано: Россия в Калифорнии: Русские документы о колонии Росс и российско-калифорнийских связях, 1803-1850: В 2х тт. / сост. и подгот. А.А. Истомина, Дж. Р. Гибсона, В.А. Тишкова. М., 2005. Т.1. С. 577-581.